Мы продолжаем печатать исследовательскую работу Дмитрия Корочкина, научного сотрудника МБУК «Одоев - город музей» (начало статьи читайте здесь). Свой труд он представлял на десятых Сахаровских историко-краеведческих чтениях в Алексине.

Тема доклада «На переломе. Социально-бытовой уклад крестьянства Одоевского уезда на рубеже 19-20 веков».
Исследование было проведено на основе материалов этнографического бюро князя Тенишева, в которых отразились красочные
и подробные описания крестьянской жизни трёх одоевских деревень – Красного, Анастасова и Каменки.

На сход - из-под палки

Интересные, с красочными подробностями в анкетах содержатся описания мирского самоуправления, того, что собой представляла знаменитая русская крестьянская община.
Красное «как на сельский, так и на волостной сходы крестьян созывает сельский староста, который, вооружившись необходимой принадлежностью каждого старосты – длинною палкою – ходит от двора к двору и оповещает о времени схода. Идя на сход, крестьяне переодеваются в свои праздничные одежды. Большинство сходов проходит в праздничные дни: видеть на сходе пьяных крестьян – не редкость».
В противоположность этому в Анастасово, идя на сход, «не переодеваются в лучшие одежды, а являются часто разутыми».
Сходы проходили летом на открытом воздухе, в остальные времена года в домах старост. «Иногда, если изба старосты тесна, снимали подходящее для этого помещение».

В описании деятельности схода главное, что привлекает внимание корреспондентов, это хаотичность и стихийность, отсутствие порядка. «Все стараются говорить, перекричать друг друга». (Красное). «Нет очереди в подаче голосов, все говорят сразу, почему верх всегда остаётся на стороне лиц, обладающих звучным голосом». (Анастасово).

В Каменке работа схода описана в сценках с натуры.
«Эй, Петрей, Корчага, на сходку!» - «Какого я там дикого не видал. А об чём сходка-то?» - «Валежник хотим на отход взять» - «Провались он пропадом. Лучше к Машке пойду. (поясняется, что это местная шинкарка, продавщица в питейном заведении).
«Я был на сходе… в избе старосты. Крестьяне стояли вплотную, сопели и хлопали глазами, сзади на нарах между бабами вполголоса велись разговоры. Старшина и писарь сидели за столом; первый просматривал книгу сборов, другой писал приговоры. Рядом сидел староста и хлопал глазами. Началась проверка платежей и недоимок. «Симакин Алексей! – вызвал старшина, - уплочено столько-то, остаётся столько-то, так?» - «Надо быть так», - отозвался голос из толпы. «Когда же остальные то, ведь скоро нужно заплатить за первое полугодие этого года, а у тебя за тот год не уплочено». – «Уплотим, за нами дело не станет». У других больше не плачено». И так далее в том же роде... Начали подсчитывать общий итог уплаты. Подсчитали. У старосты налицо такой суммы не оказалось, не достало рублей тридцать. «Ну, староста, так что ль?» - «Староста ответил: «Чтой-то много нехватки, кажись бы откуда столько?» - «Да ведь из них тратил?» - «Как же, нельзя не тратить, как в Одоев иначе сходишь, а всё же посчитать ещё надо». Нашлись какие-то не включённые прежде расходы и недочёту оказалось рублей 15. «Ну, староста, так?» - «Многовато, думается». Времени было уже за 12, следующий день был рабочим. Окончание сходки назначили на другое утром. После я узнал, что недочёту только 7 рублей с копейками. Нужно добавить, что староста неграмотный, и на счётах считать не умеет, да и выбрать, кажется, больше некого».
Начало феминизма

Конец века – первая волна феминизма. В Красном и Каменке отмечается активная роль на сходах женщин, так как многие из них остались главами своих хозяйств. «Некоторые из них лет по двадцати умело и полновластно ведут своё хозяйство, в то время как их сыновья живут в Москве и других городах и, конечно, такие женщины на сходах и пользуются уважением односельчан.
В сходах в Красном женщины-хозяйки «стоят отдельно, кучею, протестуют сообща, для чего поднимают страшный крик, и тем самым на время заставляют замолчать мужчин и выслушать их мнение».
Глава волостного крестьянского самоуправления – старшина – держит себя важно,
поглаживает бороду и старается по возможности чаще надевать присвоенный должности знак». Этот знак был утвержден положением о сельских обществах и представлял собой металлическую бляху, которую носили на цепочке поверх одежды. Хотя сельскому старосте и дана законом власть провинившихся сажать под арест при волостном правлении, но к этой мере он совсем не прибегает. «Кто знает, может Петруха, которого я посажу под арест, когда и сам будет староста…».

Боязнь к власти слабеет

В отношении к государственным властям отмечается некоторая двойственность. «Давно уже миновали те времена, когда красновцы боялись станового и исправника, как огня». Внешние формы уважения еще действуют: «Власти встречаются красновцами очень вежливо; при разговоре крестьяне всё время стоят без шапок». С другой стороны «на сходах мнение начальства по тому или другому вопросу крестьяне стараются обойти и решить по-своему». Анастасовцы общаясь с чиновниками говорят «Вы», хотя ото всех слышат «Ты». Мнения охотно и терпеливо выслушиваются, хотя не всегда исполняются… Все приказания земского начальника и повеления властей приводятся в исполнение медленно и требуют почти всегда напоминаний вторичных, угрожающих штрафом, предписаний».
У жителей Красного «рубить тайно дрова в лесу, принадлежащем притчу собоной г. Одоева церкви, не считается грехом». Анастасовцы часто ездят за дровами в лес, принадлежащий городу, и так же отказываются считать это за настоящее воровство.
Интересны описания работы волостного суда. Это крестьянский общинный суд. На волостных сходах выбирают трех судей и председателя суда. «Избрание проихсходит на какой-нибудь поляне; выбор падает на лиц состоятельных, зарекомендовавших себя с хорошей стороны в частной жизни».
Перед разбором дела судьи всегда стараются уговорить тяжущихся, говорят, что «Бог не любит судов».

Лучше распить мировую!

Повсеместно отмечается, что крестьяне считали важным вообще избегать судов.
«А что мы ещё будем срамить общество, давай лучше разопьём мировую». Примирившиеся стороны в Анастасово в сопровождении своих родственников идут
в Одоев и там в «трактире под звуки разбитого органа, распивают несколько «диковинок» (бутылок). Подгулявшая компания с песнями возвращается домой, тем более что полиция в Одоеве не обращает на нарушение тишины никакого внимания».

Только после решительного отказа приступают к рассмотрению дела. «Обвиняемый и истец часто говорят одновременно, божатся, клянутся. А иногда и сами судьи заставляют того или другого божится. По удалению сторон волостной писарь читает подходящую статью закона, на основании которой судья выносит приговор». На волостных судах крестьяне никогда не нанимают говорильщиков (адвокатов). На окружных же судах, на судах земских начальников, последние фигурируют часто. Обыкновенно такие полуграмотные адвокаты являются в суд «на десятом взводе» (нетрезвые), несут страшную чушь, и вместо того, чтобы пролить свет на дело, ещё больше запутывают его.
Волостные судьи много руководствуются местными обычаями, часто в обход прямому смыслу закона.
Заметим, что телесные наказания повсеместно вышли из употребления, «сами крестьяне взамен их охотно принимают арест».

Не кризис, а тупик...

Приведённые факты свидетельствуют, что русская деревня на рубеже позапрошлого и прошлого веков, находилась не просто в кризисе, а буквально в историческом тупике. Материал указывает на переходный характер эпохи, сочетания архаики и прогрессивных черт в социально бытовом укладе деревни Одоевского уезда.
Наиболее острым было экономическое положение крестьян. На конкретных примерах в микроисторическом масштабе мы видим, что наиболее успешной экономической стратегией для русского крестьянства оказывалось добровольное раскрестьянивание. Наиболее успешный пример – каменщики села Красное. Но даже они не превращаются полностью в рабочих, сохраняя свою крестьянскую идентичность. Работая на промыслах полгода, дальше они уже не делают ничего.
Модернизация, происходившая тогда в России, порождала противоречия, которые в итоге опрокинули старый порядок.

Дмитрий КОРОЧКИН